Первая волна русской эмиграции на Лемносе (февраль — ноябрь 1920 года)
Вид на часть лагерей беженцев в местности Калоераки и на мысе Пунда (на втором плане). Июнь 1920 г.
«Лемносское сидение» казачьих войск армии генерала П. Н. Врангеля (ноябрь 1920 — октябрь 1921 гг.), конечно, известно из исторической и мемуарной литературы. Правда, исследователи и публицисты, говоря об эвакуации русской армии из Крыма, преобладающее внимание уделяют Галлиполи (нынешняя Турция), где в течение года размещался корпус генерала А. П. Кутепова, свыше 27 тысяч человек. В определенной степени это понятно — кутеповский корпус можно считать ядром и цветом Белой армии. Но лемносская эпопея, более 24 тысяч кубанских, донских, терских и астраханских казаков, по своей драматичности, масштабности, значению в борьбе П. Н. Врангеля за сохранение русской армии ни в чем не уступает галлиполийской.
Есть только одно серьезное отличие Лемноса от Галлиполи: на этом греческом острове для наших соотечественников драматические события повторились дважды. Ведь еще в марте 1920 года, то есть за 8-9 месяцев до эвакуации Врангеля из Крыма, на Лемнос были переброшены сотни беженцев из России. Эта совсем малоизвестная страница «русского Лемноса» носит трагический характер. Но обо всем по порядку.
С начала 1920 года вооруженные силы Юга России (ВСЮР) под командованием генерала А. И. Деникина терпят поражение за поражением. Все явственнее становится угроза катастрофы. Генерал Деникин принимает решение о переброске раненых и больных военнослужащих, а также членов их семей и родных остающихся в строю офицеров за рубеж. Англичанами и французами в качестве мест размещения были предложены острова Халки, Принкипо, Антигона и Проти в Мраморном море, Константинополь, Кипр, Египет, греческие Салоники, Пирей и Лемнос. Имелось в виду предоставить русским беженцам часть военных лагерей и госпиталей, использовавшихся союзниками в ходе операций Первой мировой войны.
Первые пароходы с ранеными и больными ушли из Новороссийска в середине января 1920 года. Затем к ним прибавились корабли из Одессы и Севастополя. В феврале 1920 года красные подошли к Одессе, и началась массовая эвакуация огромного количества людей, не желавших жить под большевистской диктатурой. В конце февраля — начале марта массовый характер приобрела эвакуация из Новороссийска. Пароходы «Ганновер», «Иртыш», «Херсон», «Браунфельз», «Бюргермейстер Шредер» и другие брали на борт по две, а то и по три тысячи русских беженцев, хотя не были приспособлены для транспортировки такого количества людей.
Боеспособные воинские подразделения перебрасывались в Крым для продолжения борьбы, а семьи офицеров, их родители, близкие отплывали на неизвестные острова. Мало кому потом довелось встретиться... Последние пароходы с беженцами ушли из Новороссийска 25 марта 1920 года.
Марина Дмитриевна Шереметьева (урожденная Левшина), которой тогда было восемь лет, так вспоминает об эвакуации 5 марта братьев — генерал-майора Д. В. Левшина и капитана 1 ранга С. Ф. Левшина с женами и детьми на пароходе «Браунфельз»: «Трюм без окон, ... без коек, на полу разбросаны маты, ... лежали на них тело к телу, ... палубы заполнены, ... скамеек не было, ... сидели кто на чем... первые два дня нас не кормили, на третий день дали сухую провизию ... через 36 часов пришли из Новороссийска в Константинополь, где простояли неделю, ... на берег не пускали, так как на пароходе выявились сыпной тиф и скарлатина... Однажды вечером неожиданно отплыли и на следующее утро увидели перед собой почти пустынный остров, гористый, вдали видны какие-то постройки, похожие на сараи, и больше ничего».
Это был Лемнос. С корабля по-прежнему не выпускали — ждали палатки из Египта. Среди беженцев росло число больных — все тот же сыпной тиф и скарлатина. Ежедневно катер увозил на берег 15-20 больных. Англичане, взявшие на себя заботу о размещении беженцев на Лемносе, «не разрешали матерям сопровождать даже крошечных детей и проститься с умершими».